А. Наумов, доктор юридических наук, профессор

Российская юстиция. – 1994. – №1. – С.8-11.

Известно, что в науке совет­ского уголовного права роль су­дебного прецедента как источ­ника права категорически от­рицалась. Обычно это связыва­лось с тем, что требования, предъявлявшиеся к уровню со­циалистической законности при отправлении правосудия по уголовным делам, отвергали возможность признания судеб­ного прецедента как источника уголовного права. Существова­ние последнего «вменялось в вину» буржуазному уголовно­му праву, особенно англо-амери­канскому, якобы позволяюще­му использовать судебный пре­цедент в интересах господст­вующего класса. Таким обра­зом, причины идеологического порядка вынуждали объявлять судебный прецедент чуть ли не персоной non grata для совет­ского уголовного права. Однако жизнь, как известно, сложнее любой логики, в том числе и ло­гики идеологии. Изгоняемый из уголовного права «в дверь» су­дебный прецедент упрямо «лез в окно» и зачастую небезуспеш­но. И первое наиболее легаль­ное возвращение его в уголовно-правовую доктрину вырази­лось в теоретическом обсужде­нии вопроса о юридической природе руководящих разъясне­ний Пленума Верховного Суда СССР. Еще в 40—50-е гг. отдельные криминалисты (М. М. Исаев, М. Д. Шаргородский) высказались за признание таких руководящих разъясне­ний источником уголовного пра­ва. Правда, в дальнейшем такие взгляды на роль руководящих разъяснений Пленума Верхов­ного Суда были признаны оши­бочными. Но так обстояло дело в официальной уголовно-пра­вовой доктрине. В жизни же, т. е. в самой судебной практи­ке, оно выглядело иначе.

Источник: tigp.wordpress.com